Норма жизни

— Да, вы. Простой человек никогда не вопит о своем величии, за него это делают молодые поэты. Простой человек скромен и ненавязчив. Простой человек не будет, поднажравшись, кричать о своем величии, о своей власти над временем. И уж тем более — над женщинами.

В регулировке замолкли, ждали, что скажет Петров. Он обдумал ответ, вдоволь насвистевшись.

— Ты прав, Боря. — Он поднялся. — Произношу с полной ответственностью: пить буду только за проходной.

После аванса он появился на работе абсолютно трезвым, в новеньком костюме, при галстуке и белой рубашке. Никто еще не видел его таким — все привыкли к выгоревшим ковбойкам и постоянной небритости. Удивляло и дружелюбие. Петров приветствовал старых врагов своих, поболтал с Риткой Станкевич. За ним повалили в регулировку монтажники — и те, с которыми он пил обычно, и те, кого он обкладывал матом.

Технолог Витенька решил, что настал его час. Ломающимся голосом доложил:

— Регулировщик Петров пришел на работу пьяным, прощу принять меры.

— Надо посмотреть, — удивился Игумнов.

Он постоял в регулировке, пригляделся к блещущему остроумием бригадиру и сам не поверил дичайшему факту: сегодня, двадцать второго сентября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, впервые за шестнадцать месяцев Петров пришел на работу трезвым.

Монтажники разбежались, Игумнов ушел. Тогда-то и вылез из своего угла Дундаш. Он сильно выпил накануне, еле доплелся до цеха, в таком состоянии он не любил мозолить глаза начальству, старался не отсвечивать.

— Собрал тут всех! — напустился он на Петрова. — Так и погореть недолго. Тебе хорошо, ты трезвый, а нам-то!

— Трезвый, ребята, трезвый… Кончилась глобальная скорбь, опрощаюсь, надоело полиглотничать…

Сорин тоже страдал после вчерашних возлияний.

— Сашка, предупреждаем… Чтоб мы тебя трезвым не видели. Все погорим из-за тебя.

Анатолий Азольский. "Степан Сергеич"

Норма жизни

— Да, вы. Простой человек никогда не вопит о своем величии, за него это делают молодые поэты. Простой человек скромен и ненавязчив. Простой человек не будет, поднажравшись, кричать о своем величии, о своей власти над временем. И уж тем более — над женщинами.

В регулировке замолкли, ждали, что скажет Петров. Он обдумал ответ, вдоволь насвистевшись.

— Ты прав, Боря. — Он поднялся. — Произношу с полной ответственностью: пить буду только за проходной.

После аванса он появился на работе абсолютно трезвым, в новеньком костюме, при галстуке и белой рубашке. Никто еще не видел его таким — все привыкли к выгоревшим ковбойкам и постоянной небритости. Удивляло и дружелюбие. Петров приветствовал старых врагов своих, поболтал с Риткой Станкевич. За ним повалили в регулировку монтажники — и те, с которыми он пил обычно, и те, кого он обкладывал матом.

Технолог Витенька решил, что настал его час. Ломающимся голосом доложил:

— Регулировщик Петров пришел на работу пьяным, прощу принять меры.

— Надо посмотреть, — удивился Игумнов.

Он постоял в регулировке, пригляделся к блещущему остроумием бригадиру и сам не поверил дичайшему факту: сегодня, двадцать второго сентября тысяча девятьсот пятьдесят седьмого года, впервые за шестнадцать месяцев Петров пришел на работу трезвым.

Монтажники разбежались, Игумнов ушел. Тогда-то и вылез из своего угла Дундаш. Он сильно выпил накануне, еле доплелся до цеха, в таком состоянии он не любил мозолить глаза начальству, старался не отсвечивать.

— Собрал тут всех! — напустился он на Петрова. — Так и погореть недолго. Тебе хорошо, ты трезвый, а нам-то!

— Трезвый, ребята, трезвый… Кончилась глобальная скорбь, опрощаюсь, надоело полиглотничать…

Сорин тоже страдал после вчерашних возлияний.

— Сашка, предупреждаем… Чтоб мы тебя трезвым не видели. Все погорим из-за тебя.

Анатолий Азольский. "Степан Сергеич"